Ранний месяц, повеса пылкий,
Утверждает: все зло - от лени!
Старый месяц кривой ухмылкой
Выражает в этом сомнение.

В ушах вода, в носу вода,
Вокруг – не океан,
А то, в чем тонет без следа
Вся жизнь – густой туман.

Давно живу среди пустыни хладной,
Среди уютных дорогих вещей,
Но русский бунт, тупой и беспощадный,
Ещё чуть-чуть живёт в душе моей.

Ноябрь. Туман над городом твоим.
В нем бродят тени, кошки, привидения.
Как энтропия, он необорим,
Он растворит тебя без сожаления.

Мне кажется я никогда не любил.
А то что и прежде со мною бывало —
размах обладанья, отчаянья пыл —
конечно, приятны. Но мало, но мало

Мосты над Ригой, как кресты,

Я камень в ваш бросаю огород,
В красивых галстуках тупые остолопы!
За что вы так не любите народ,
Кормящий ваши праведные жопы?

Был мир в июле красочен и ласков,
но вот сентябрь уже сменился октябрем.
Смывает звуки, запахи и краски
косым дождем, косым дождем, косым дождем.

Народ уже разъехался - по кипрам,
Италиям, мальоркам и бали,
А ты еще два дня привержен цифрам
Побед и сложностей твоей земли.

Вчера опять был долгий снегопад.
Довольна ребятня, но по большому счету
Народ московский этому не рад,
Поскольку завтра ехать на работу.

Одно среди веселой отпускной поры
Мне не дает назвать Палангу милой -
Контраст тридцатиградусной жары
С морской водой, холодной, как могила.

Бог говорит Гагарину: Юра, теперь ты в курсе:
нет никакого разложения с гнилостным вкусом,
нет внутри человека угасания никакого,
а только мороженое на площади на руках у папы,

Сдается мне, что комната сдается
в сем здании с обшарпанным фасадом,
доходном прежде, ныне доходящем
до степени бескрайней нищеты.

Звоню приятелю: «Ты где сейчас? В Париже?»
«Нет, - говорит. - В Анталье, на пляжу.
Морской прибой легко мне пятки лижет,
И на красоток топлесс я гляжу».

Бог перевернул свою остывшую ладонь,
Высыпал немного снега на Москву,
Притушил веселый солнечный огонь
Над районом, где беспечно я живу.

Все, что рвалось – заросло,
вплоть до шрамов миокарда.
Нам с тобою повезло -
выпала такая карта.